«В своем фильме я хотел показать не саму революцию, а скорее многолетнюю ретроспективу, где акцентируется несколько моментов жизни человека, — начинает Тиагу Гедеш. — Этот человек был полон недостатков, но в своем роде он — герой «больший, чем жизнь», который не подчинялся чужим правилам и всегда оставался верен себе. Этот фильм о семье, о травматичном опыте и о последствиях. И в то же время это фильм о стране и ее пути от диктатуры к демократии».
Фильм «Поместье» (A Herdade) вышел на экраны в 2019 году. Зритель наблюдает за судьбой Жоау Фернандеса, одного из крупнейших землевладельцев Европы, и его семьи. Жоау жесткой рукой управляет своим поместьем и своей семьей, и хотя он выглядит деспотом, всегда уверенным в своей правоте, в глубине души он страдает от неразделенной любви. Семейная драма разыгрывается на фоне революции — военные свергают диктаторский режим, чтобы установить демократию. Но спустя 15 лет оказывается, что решения Жоау (как и перемены в португальском обществе, намекает режиссер) не приводят к желаемому результату. Вместо слаженно работающей семейной машины Жоау остается один на один с бунтом детей и требованием развода от жены, а Португалия вместо процветания застревает в долгах.
Тиагу Гедеш выступил режиссером и соавтором сценария этого фильма.
Годовщину революции гвоздик отмечают 25 апреля. Именно в этот день в 1974 году молодые офицеры регулярной армии захватили правительственные здания в Лиссабоне. Они поставили преемника Салазара перед фактом: Португалия вам больше не подчиняется.
В 1968 году у диктатора Антониу ди Салазара после 36 лет единоличного правления случился инсульт, и новым премьер-министром и преемником Салазара стал профессор юриспруденции Марселу Каэтану. Салазар до самой смерти в 1970 году был уверен, что продолжает руководить страной. Перед ним отчитывались министры и фиксировали его указания. Для него даже печатали альтернативную версию его любимой газеты Diario de Noticias. Редакторы специально придумывали фейковые новости, из которых следовало, что Салазар остается во главе государства. А врачи запрещали Салазару много читать и вообще перегружать себя информацией после инсульта.
В отличие от большинства военных, которые захватывают власть, лидеры революции нашли в себе силы организовать по-настоящему демократические выборы спустя два года после событий апреля 1974 года — и отошли от власти. Впрочем, нельзя сказать, что этот процесс проходил легко, не обошлось без неразберихи и хаоса. «Одновременно действовали разные суды, разные полицейские силы и так далее, — поясняет Гедеш. — Потребовалось несколько лет, чтобы восстановить в стране некое подобие спокойствия и порядка». Тем не менее, с тех пор Португалия остается демократической республикой. Так, по оценке Индекса демократии, составляемого The Economist Group с 2006 года, Португалия балансирует между частичной и полной демократиями, набирая от 7,5 до 8,2 балла из 10. А по уровню политических свобод правозащитная организация Freedom House оценивает ее в 92 балла из 100.
Тем не менее, в 2007 году Салазар был признан «Самым великим португальцем», обогнав в общенациональном онлайн-голосовании на шоу «Великий португалец» других исторических личностей от правителей до мореплавателей и ученых.
«Многие симпатизируют той эпохе и считают, что в те времена жилось лучше, — признается Тиагу Гедеш. — Но я бы сказал, в основном люди презирают и ненавидят то, что Салазар олицетворяет: недостаток свободы, а также то, что он держал людей в невежестве и препятствовал образованию».
Действительно, массовое образование никогда не было приоритетом при салазарском режиме под названием «Новое государство». В 1950 году, его зените, 40% португальцев были неграмотны. При этом сам Антониу Салазар был вовсе не высокого происхождения, и, если бы не образование — как светское, так и церковное, — он никогда бы не стал главой государства.
Университетский профессор экономики и права, рьяный католик Антониу ди Оливейра Салазар пришел к власти в 1932 году. В отличие от других европейских диктаторов и авторитарных правителей той эпохи он сделал ставку на традиции: сельское хозяйство, а не промышленность, религия, а не всеобщее образование. Сначала это дало хорошие результаты: Португалия смогла выбраться из экономического кризиса и обуздать социальные волнения. Более того, благодаря осторожной внешней политике Салазара она практически не участвовала во Второй Мировой войне.
Опорой такого режима стали крупные землевладельцы. В первые годы расчет Салазара оправдался. Но пока существовало «Новое государство», правительство так и не изменило своих приоритетов, и к середине 1970-х годов страна стала беднейшей в Западной Европе. Без развития производства она отстала от соседей, к тому же Салазар отчаянно держался за колонии, в то время как другие европейские страны уже давали своим заморским владениям независимость. В результате португальские колонии взбунтовались, и начались затяжные войны, которые высасывали ресурсы из метрополии.
Так что и сам Салазар, и его эпоха были полны противоречий. Эту черту Тиагу Гедеш перенес на главного героя своего фильма Жоау Фернандеса. «При создании образа я хотел сделать его токсично маскулинным, — рассказывает Гедеш, — но в то же время он не должен был выглядеть абсолютным злом. Мне очень нравится, когда нельзя сразу определить, кто настоящий злодей».
Жоау Фернандес справедлив со своими работниками и готов вступиться за своего человека, даже если того арестовали по политическим обвинениям. В то же время в семейной жизни он холоден как лед. Жена Жоау не слышит от него доброго слова, сын его разочаровывает — слишком нежный и слабый, чтобы унаследовать имение, дочь он просто не замечает.
«Этот фильм родился благодаря реальному человеку, который здесь изображен как Жоау, — продолжает Гедеш. — Он был знаменитым кавалейру и крупным землевладельцем. Он по-особенному управлял своим имением и жил отчасти как Жоау — между различными силами, между диктатурой и коммунизмом».
Хоть в фильме и не показано напрямую, что Жоау участвует в бое быков, мы видим его особую любовь к лошадям. Его любимого коня зовут Суано в честь ветра, который бывает в тех краях, где по сюжету расположено его поместье. «Я жил в Алентжеру восемь лет и несколько раз сталкивался с этим ветром, — рассказывает Гедеш. — Это теплый крутящий ветер, от которого ты буквально сходишь с ума. Конечно, я преувеличиваю, но во время суано регистрируется много случаев суицида».
Примерно такая же изнурительная война в колониях и расхождение между представлением о величии своей нации и бедственным положением людей вылилось в практически безоговорочную общественную поддержку «революции гвоздик».
Недовольство росло везде, но особенно быстро — среди военных, вынужденных воевать в колониях. «Сама революция производилась силами «кучки военных», — поясняет Гедеш. — Всего пара батальонов обеспечила весь переворот — политическая система была уже настолько слабой изнутри, что этого хватило, и режим очень быстро схлопнулся. Поддержка революции была по-настоящему народной».
Чтобы начать революцию синхронно во всех частях Португалии, группа офицеров разработала секретный код.
С разницей в несколько часов на разных радиостанциях должны прозвучать определенные песни – сигнал к действию.
В 22:55 диктор городской лиссабонской радиостанции передает в эфир условную фразу: «Через пять минут пробьет 23 часа, а пока я предлагаю вам послушать песню Паулу ди Карвалью “После прощания”».
Через два часа по католической радиостанции, вещающей на всю страну, диктор зачитывает первую строфу песни «Грандола, вила морена» («Грандола, смуглая деревушка, земля братства») и включает ее.
Символом восстания стали гвоздики, вставленные в дула армейских винтовок — знак бескровной революции. По легенде, первой так поступила продавщица Селеста Сейруш — возможно, никакой продавщицы на самом деле не было, но жест был воспринят на ура. И действительно, революция была почти бескровной: несколько десятков раненых и четверо погибших. Португальцы приветствовали военных как героев-освободителей.
В тот день лидеры восстания передали по радио сообщение, в котором просили жителей оставаться дома, потому что хотят всеми силами избежать жертв. Лиссабонцы с радостью встретили эту новость, и как только по радио объявили, что режим «Нового государства» свергнут, высыпали на улицы. Так же поступали люди по всей стране. «Помню, как родственники несли меня на руках по улицам Порту, — делится своими детскими воспоминаниями Гедеш, который во время революции был дошкольником. — Было много народу — все праздновали и пели. Много народу и много шума — очень громкого, но радостного».
Такой революцию гвоздик привыкли воспринимать во всем мире, в том числе большинство самих португальцев. Но любой конфликт имеет две стороны. Тиагу Гедеш говорит, что в фильме «Поместье» он хотел показать революцию с точки зрения «проигравшей» стороны. Когда тесть Жоау, высокопоставленный военный при «Новом государстве», приезжает на следующий день после переворота в поместье Жоау и уговаривает того вместе с семьей уезжать из Португалии, Жоау непреклонен. Он не покинет на произвол судьбы свою землю и своих людей. «Он не стал уезжать, потому что уверен — ему это не нужно. Он чувствует себя вправе распоряжаться своим поместьем, чувствует, что заслужил право остаться. Он уверен, что никто не причинит ему вреда, особенно учитывая, сколько хорошего он сделал для своих людей вне зависимости от их политических взглядов».
Дело в том, что в фильме Жоау вызволяет из застенка своего механика Леонела, когда тот попадает в полицию за распространение коммунистических идей. Коммунистическая партия Португалии, основанная в 1921 году, фактически в одиночку выступала против «Нового государства» с самого установления этого режима. И в 1970-1980-х годах это была одна из самых влиятельных политических партий Португалии. После «революции гвоздик» партия окончательно вышла из тени, а ее представители даже вошли в правительство.
Но для крупных землевладельцев, которые использовали наемный труд, коммунистическая партия была источником головной боли, если не настоящим кошмаром. В фильме вскоре после революции в поместье Фернандеса приезжают бедняки в сопровождении коммунистического агитатора. Они заявляют, что пришел конец эпохи Жоау и таких, как он, на что он спокойно уточняет, чего они хотят. «Работы», — требует агитатор. Жоау отвечает, что у него налаженное хозяйство, лишней работы нет, а отдавать что-то пришлым работникам в ущерб своим людям он не намерен. За начальника вступается и коммунист Леонел. Кончается сцена тем, что Жоау просит своих работников накормить приехавших, но работы им так и не дает.
«Жоау относится к такому типу людей, которым критически важно всегда оставаться независимыми в своих суждениях, — поясняет Гедеш. — Жоау не согласен с тем, что политика и идеология важнее людей и взаимоотношений. Потому что глубоко внутри себя он гуманист и на многое готов ради тех, кто ему верен».
Но как ни старался Жоау сохранить свой мирок от внешних неурядиц, кризис его все-таки настиг. Заключительная часть картины разворачивается в 1991 году. Дети Жоау теперь подростки, он все так же руководит своей «вотчиной». Правда, вместо представителей правительства к нему теперь приезжают банковские служащие. И интересует их не поддержка Жоау, а его выплаты за кредит. «1991 был важным годом для Португалии, и в фильме он фигурирует не случайно, — говорит Гедеш. — К этому времени Португалия была в серьезнейшем экономическом кризисе, и капиталистический мир стоял у руля, диктуя свои условия через банки и международные институты. В каком-то смысле Португалия столкнулась с обратной стороной демократической свободы — диким капитализмом, который начал сдерживать рост экономики».
Сегодня Португалия — процветающая страна, по крайней мере, по объективным измеряемым показателям, вроде средней продолжительности жизни (21-е место в мире по данным ВОЗ на 2020 год) или ВВП на душу населения (44-е место в мире на 2023 год). А главное, страна успешно влилась в европейскую семью после десятилетий изоляции во времена «Нового государства». А вот Жоау в конце фильма остается совершенно один, все близкие от него отвернулись. «Так произошло потому, что Жоау до сих пор не понимает, что произошло с ним и с миром. Он всегда делал вид, что знает, что делает, и доверял своим инстинктам, он пережил несколько травм, но параллельно заставил многих людей страдать. И в тот момент, на котором заканчивается фильм, он уже многое потерял, многих ранил и обидел, и пытается понять, что, черт возьми, произошло», — поясняет Гедеш.
Режиссер как бы предостерегает своих соотечественников: не надо оставлять скелеты в шкафу. Одним из таких скелетов в современной Португалии, по мнению Гедеша, является не отрефлексированный вопрос колониального прошлого. По словам режиссера, в современном португальском обществе эта страница истории постоянно замалчивается — а это значит, в какой-то момент страна может обнаружить себя в том же положении, что и Жоау. «Португалия, как и Жоау в фильме, не сознается себе в том, что травма существует. Политика, которую Португалия осуществляла в колониях, и войны, которые там вела — безусловно травмирующий опыт для всех сторон: как оккупированных, так и оккупантов. И Португалия как нация ничего до сих пор с этим опытом не сделала, — говорит Гедеш, и добавляет: — Заставляет задуматься о наследстве, которое досталось нам, и о наследии, которое мы оставляем нашим детям».